Читаете ли вы гламурные журналы? – конечно, для подавляющей части аудитории «Радонежа», в том числе и для авторов «аналитического обозрения», вопрос этот риторический. Я и сама до недавнего времени не поверила бы, что придется дать рекламу журналу TATLER. И однако же интересующая нас статья появилась именно там. Речь идет об интервью, (беседе), которое дает новый директор Третьяковки Зельфира Трегулова корреспонденту этого ж-ла некой Кити Оболенской. («Zельфира», TATLER, 11, 2015)

          Сначала немного о Третьяковке. Ввиду появления вышеназванной статьи говорить об этом оказывается надо. И лицо и глубинная суть Москвы, столицы Государства Российского имеют некоторые  материальные символы.  Как для нас, так и для иностранцев.  Красная площадь, Кремль, Третьяковская картинная галерея… все остальное – все-таки потом. Что касается Третьяковки, а это наш предмет, никакое определение не будет  «слишком». Когда мы говорим «национальное достояние», это касается не только шедевров русской живописи, любовно собранных  Павлом Третьяковым, а затем переданных Государству Российскому. Его служение России было столь религиозно-возвышенным, что он не мог принять за это даже награды. Так, он не принял потомственного дворянского звания, предложенного ему императором Александром III… Национальный, русский музей не только носит имя своего создателя, но отражает его личность. Иначе многого здесь не понять. Ныне Храм Святителя Николая в Толмачах входит в единое музейное пространство Третьяковки. Войдя в храм, вы непременно увидите на полу плитку, на которой написано: «На этом месте стоял Павел Третьяков». Перед нами т. о. не какой-то «просто образованный», «просто интеллигент-коллекционер», а глубоко верующий, церковный человек. Стало быть вне православия понять такой феномен, как Третьяковка, равно как и его создателя, нельзя. Это очень русское явление. Сама архитектура, фасад в виде русского чудо-терема... И за этим сюда тоже идут. У Третьяковки есть второе здание на Крымском валу. То же собрание картин – а идут туда много меньше. В три раза меньше. Получается, что идут сюда даже не из-за картин. Идут прикоснуться к чему-то большему – к самой России. Идут поклониться очень русскому делателю - Павлу Третьякову, и самому этому месту – Третьяковке. Сегодня мы имеем  национальную  жемчужину, которая уже любовно огранена искусным ювелиром  П. Третьяковым. И передана нам в дар: храните!

          И думается нам: наверное и государевы люди понимают это. Наверное и хранят это – святое для нас… Правда, это кощунство над святынями в Манеже, ерничание по поводу классики вообще… Но не в Третьяковке же!

И вот на фоне этих мыслей читаешь интервью нового директора Третьяковки в гламурном журнале, где это ерничание – просто «хороший тон». Нам изначально предлагают посмеяться над самыми разными периодами собственной истории. Под рубрикой «Боярыня Морозова» - реклама дорогих шуб. Под трогательное «мы долгая память друг друга» - легкая любовь. Москву насмешливо называют «богоспасаемым город-ком»…  Тут и с издевкой в одно слово - «Крымнаш». А интересующий нас материал идет под рубрикой «культпросвет». Последними событиями в Манеже так и веет…

С корр. такого журнала и находит общий язык директор Третьяковки Зельфира Трегулова. То, что беседуют единомышленники, и сомнения нет. Корр. на все лады нахваливает нового директора, и та охотно идет навстречу.

Конечно, - уверена корр, - Зельфира подтянет Третьяковку к уровню мировых музеев, и здесь ей очень помогут ее давние, с 1992 г. связи с музеем Гугенхайм в  Нью-Йорке, признанным лидером в области музейной дипломатии… Пару раз корр. заставляет Зельфиру даже оправдываться… Мол, с принятием русского искусства на Западе все не так уж и плохо…

Потом начинается разговор о мечтах, причем – на разных уровнях. Во-первых, откровенно признается Зельфира, в Третьяковку она никогда и не хотела попасть. Разве что – в Пушкинский. Но специфику музея она уже  почувствовала и начинает к ней привыкать: «Наверное это правильное для меня решение –русское искусство я страшно люблю». Но от ее мечты, оказывается, это очень далеко. Музей ее мечты – не Третьяковка, а архитектура музея типа Бильбао Френка Гери. Только еще современней. Может быть  Нувель… Плюс – невероятный дизайн. Например, экспозиция, сделанная Захой Хадид,  с  которой у Зельфиры уже есть опыт работы. Она была дизайнером ее выставки «Великая утопия». Не всем, конечно, понятно, что это такое, но ведь это – разговор посвященных, который от непонятности делается еще более значимым.

-Если такой музей построить в нашем богоспасаемом городке, - согласно мечтают обе женщины, -  он попадет во все журналы, а потом во все учебники. Гарантированно!

И вдруг! Неожиданный поворот на 180 градусов. От голубой мечты к жесткой реальности. С такими же жесткими выводами.

-Кто же должен трудиться в этом музее мечты? – спрашивает корр.

-Умные, талантливые, открытые, образованные, остроумные, преданные, - отвечает Зельфира.

Далее корр. переходит к собственному изложению позиции Зельфиры касательно персонала Третьяковки, чтобы случайно не подставить ее прямой речью.

- Горечью  и мутью сегодняшнего дня для директора  является то, что коллектив Третьяковки зубаст и непрост, поднаторел в борьбе с директорами за сохранение возможности ничего особенно не делать, ни за что не отвечать и способный свести на нет любую прекрасную идею… Тут и проблема возраста:  десятой части коллектива – за 80 лет. Но придется терпеть, сколько возможно, вразумлять, направлять. Растить молодых, заманивая их стабильностью, полномочиями и работой на быстрый и хорошо видимый результат…

И, наконец, заключает корр. -  Зельфире предстоит сменить не просто отдельных людей, но сменить породу этих, как будто специально несчастных женщин, которые растворили свои реальные жизни в странных иллюзиях. Для которых искусство стало всем, и за эту иллюзию они готовы биться с кем угодно.  И это для Зельфиры  («смена породы»)  будет еще более круто чем самая серьезная выставка, чем любое  самое современное здание».

Круто! На сто процентов – круто! Значит, сверхзадача – сменить породу людей, сохранивших нам Третьяковку. Погрязших в старомодных иллюзиях, отдавших свои неповторимые жизни какому-то искусству… Какое там – «отдать должное традиционному служению»! Сразу под корень - всю эту породу!

Неправда ли –смело? Подтянуться с Гугенхейму, архитектуру  - покруче, чем Бильбао… Дизайнером нанять Заху Хадид… а всех этих, так называемых хранителей древностей – вывести как породу!  Только о чем это, неужели о Третьяковке?!

Думается, что до назначения на директорский пост, то есть до февраля 2015 г., Зельфира Трегулова такое интервью и такому интересному журналу  вряд ли дала бы.

                                     ****

Коснемся однако и еще одного, прямо скажем, масштабного начинания нового директора Третьяковки. Итак, в феврале 2015 г она вступила в должность, а уже в июне Третьяковка объявила конкурс на создание Концепции ее развития на ближайшие 10 лет. Из трех иностранных кампаний  была выбрана английская Event communications, плюс знаменитое архитектурное бюро Рема Колхаса из Роттердама, который представил «комплексное архитектурно-пространственное решение».  В жюри  вошли  Мартин Рот, представители из Франции, США и ведущие отечественные специалисты. Почему-то анонимные. Но зато один из попечителей – Виктор Вексельберг – решил профинансировать эти программу немедленно.

И что же мы имеем? Совершенно кулуарно представители из Англии, США, Франции, архитекторы из Роттердама, вне  какого-то общественного обсуждения в России, в Москве, в самой галерее  решают переделать Третьяковку. При этом  утверждаться «Концепция развития…» будет уже в январе-феврале 2016. После чего «переделка Третьяковки» станет законом. Ответ на наивный, но естественный вопрос «А что же в итоге будет?» ответа из комментариев Зельфиры Трегуловой мы не получаем.   Нас уверяют только в том, что английская Event communications разработает программу развития Третьяковки «по всем возможным направлениям – и работа со зрителем, и экспозиция, и хранение… и выход в виртуальное пространство, и детализация превращения музея в крайне приветливое, дружелюбное пространство… и пр. и пр.»

При этом архитектурное бюро Рема Колхаса предложило (и жюри это уже приняло) «комплексное архитектурно-пространственное решение, которое решает многие из проблем». А это что такое? Кто это видел?  И снова только комментарий Зельфиры Трегуловой:

«Без такого смелого решения, которое может предложить только архитектор или человек уровня Рема Колхаса, нам действительно не осуществить рывок вперед. Не просто поступательное движение вперед, а рывок и прорыв, который выведет нас действительно в авангард музейного дела».

Итак, нас ждет осуществление «смелого архитектурного решения» ... Причем, втихаря. Может быть это и хорошо, но почему втихаря? И не проснемся ли мы однажды с ощущением, что на месте привычной нам Третьяковки стоит некое Бильбао, которое однако «решит все проблемы» и «рывком выведет нас в авангард»?

А за жемчужинку-то нашу, за Третьяковку, кто вступится?

Простите, господин Мединский, но странно как-то решаются в вашем ведомстве проблемы с импортозамещением…