По всей Украине с размахом продолжается разгром.
У православных забирают участки под храмами, силой переводят сами храмы в ПЦУ или просто жгут их, священников бьют, устраивают перформансы во время службы. Кажется, что все бесы из ада переместились на Украину. Возможно потому, что каноничная Украинская православная церковь сделала свой выбор, согласившись с отведенным ей местом?
«Патриарх нас просто подставил. Что нам было делать?» — грустно, но твердо сообщила мне игуменья одного из женских монастырей. Весной 2022 года здесь прекратили поминание патриарха Московского и всея Руси на литургии.
Уже началось лето, и в обители все пестрело яркими красками и благоухало. В мужских монастырях всё аккуратно и чисто, все трудятся с утра до ночи, но такой тяги к красоте там нет. А здесь бывшие руины колхозной фермы превратились в райский сад, с цветами и диковинными деревьями.
И над этим садом, несмотря на теплый и солнечный день, незримо висела черная грозовая туча возможной скорой расправы. Ведь о том, что будет с Украинской православной церковью, точнее с «московскими попами», правящая секта анонсировала давно, а в своих обещаниях они всегда были честны. В этот монастырь тоже приходили активисты, поскольку здесь в первые месяцы войны принимали беженцев. Посмотрели и ушли, наказав звонить «если что».
Однако все понимали, что передышка временная. По всей Украине продолжалась волна силовых захватов: в порошенковскую Православную церковь Украины (ПЦУ), политическую церковь без храмов, без единого монаха и без благодати, загоняли уже не первый год. Даже на своем Соборе, объявившем о полной самостоятельности Украинской православной церкви (УПЦ) и несогласии с патриархом Московским, высшее духовенство заодно призвало прекратить захват храмов.
Безответно, как и всегда. Ведь выбрав вместо войны позор, УПЦ получила и войну, и позор, до этого невиданный. Причем речь совсем о другой войне, начавшейся задолго до прошлого февраля.
Два украинца — пять церквей
Наличие пяти православных церквей для такой сложной, сшитой как лоскутное одеяло страны, как Украина, скорее, даже естественно. Как и постоянный религиозный конфликт.
Украинская автокефальная церковь (затем превратившаяся в государственную ПЦУ), УПЦ Киевского патриархата, просто УПЦ (приставку «…Московского патриархата» ей давали чтобы отличать от предыдущей), Румынская православная церковь, Армянская апостольская церковь, живущая здесь с XIV века. И бонусом еще греко-католики. Они хоть и подчиняются папе, но на литургии произносят «…и всех нас, православных христиан». Так что даже шесть церквей.
Каноническая УПЦ неизменно оставалась крупнейшей и пока остается таковой. Управделами церкви, митрополит Бориспольский и Броварской Антоний по итогам тяжелого 2022 года насчитал 12 148 приходов, 262 монастыря и 12,5 тысячи священнослужителей. До определенного момента у них все было хорошо, хотя еще в благополучном и солнечном 2008 году сельский активист дядя Юра по кличке Полицай при мне ядовито кусал церковного старосту дядю Колю:
«А шо вы, москалыкы, делаете в Украине?»
С точки зрения украинского националиста, живущего в стройном мире безобразных правил, «московские попы» всегда были агентами врага. Даже несмотря на то, что церковь берет начало от святого князя Владимира, крестившего киевлян в Почайне — такие сложные конструкции трудно удержать в маленьком мозгу.
Объективно УПЦ для них была вражеской, поскольку всегда память о солдатах Великой Отечественной по неписанной традиции здесь чтилась свято, 9 Мая — обязательно панихида. А главное, службы правили на церковнославянском и русском языках, что страшно возмущало сознательных граждан. Чем западнее — тем сильнее было возмущение.
Однажды на Полтавщине завуч местной школы, приехавшая туда работать из Тернопольской области, с возмущением рассказывала, как в «Московском патриархате» агитируют против Украины, прославляя Россию. Регулярно бывая на литургии и зная содержание проповедей, я удивленно спросил, говорит ли подобное конкретный священник в церкви через дорогу.
«Нет, у нас такого нет, — ответила духовитая женщина. — Но, вообще, они это делают».
Популярная в определенной среде байка о нелюбви украинской церкви к Украине переплавилась в конкретные претензии уже во время Майдана, когда УПЦ жестко осудила «мирных протестующих». Было ли на то решение церковного начальства или нет — неизвестно. Но масса знакомых священников, от обычного сельского попа и до целого епископа, в своих проповедях привселюдно клеймили людей в кастрюлях и учиненное ими светопреставление. В ответ люди в кастрюлях засунули коктейли Молотова в парочку киевских храмов.
Мировые СМИ облетело фото печерских монахов и примкнувшего к ним белого духовенства, вставших между бушующими майдановцами и «Беркутом». Дежурство на линии огня продолжалось недолго и никакого эффекта не дало, но четко обозначило стороны баррикад: все, кто не с Майданом, — против него. Затем то же самое случилось по вопросу войны в Донбассе, где церковь сторону власти не приняла.
Поэтому новая власть в лице президента Петра Порошенко решительно встала на курс «АрМоВира» — «армия, мова, вера», где главной целью стало получение томоса от Константинопольского патриарха и создание «настоящей украинской церкви». В этой точке будущее УПЦ было ясно определено, хотя верить в него никто не хотел. Как и в насилие, которое в отношении святой церкви казалось немыслимым. Ведь даже сам Порошенко в 2009 году был рукоположен в дьяконы УПЦ и чинно носил икону на крестном ходу.
Добро на окончательное решение православного вопроса было дано только нынешней весной, и на острие главного удара оказалась Киево-Печерская лавра. Когда-то мой приятель, коренной киевлянин Сергей, зловеще сообщил за стаканом: «Хочешь жить в России — оставайся в Киеве, отсюда пошло православие и русская земля, это нельзя бросить». Прекрасно понимая значение лавры, украинская власть сосредоточила усилия на изъятии ее из монашеского пользования самым наглым и бесцеремонным образом.
На очереди и Почаев, давно мозоливший глаз галичанам: там уже нашли нарушения использования имущества государственного заповедника.
«У нас созданы комиссии по проверке использования объектов как в Почаевской лавре, так и на территории Черниговского заповедника, где уже приостановлены действия соглашений по использованию некоторых объектов заповедника. …В Кременецком заповеднике в одном из храмов прекратился срок соглашения об использовании. У нас также находится дело в местном суде относительно того, почему нас не допускают в этот храм, но это процесс», — заявил министр культуры Украины Александр Ткаченко. И пообещал, что в Нижней лавре разместится центр народных промыслов.
Все, что смогли противопоставить этому духовенство УПЦ и верующие — это беспомощное молитвенное стояние и наивные попытки добиться справедливости в суде. Наместник лавры владыка Павел безропотно отправился под домашний арест с ношением электронного браслета.
А тем временем по всей стране со вкусом и размахом продолжается разгром: решениями местных властей у православных забирают из пользования земельные участки под храмами, силой переводят сами храмы в ПЦУ или просто жгут их, священников бьют, обливают зеленкой, устраивают перформансы во время службы. Кажется, что все бесы из ада переместились на Украину и молнии небесные их не карают.
Возможно потому, что УПЦ сама сделала свой выбор, согласившись с отведенным ей местом. Ведь «отжим» и поджоги храмов начались буквально сразу после «томосятины»: у политической церкви не было ничего своего. Не мудрствуя лукаво, она использовала обильный админресурс, и за грех рэкетирства не краснеет. Если ты за Украину — любые грехи тебе прощаются, дружок. А каноническая православная церковь, собиравшая каждый год многотысячные крестные ходы, ни разу не собрала даже сотню добрых молодцев, готовых встать на защиту своего.
Весна прошлого года стала переломным моментом в этом выборе, когда УПЦ, осудив своего патриарха, предстоятеля Русской православной церкви Кирилла за политическую позицию и прекратив его молитвенное упоминание, сама от политики уйти не смогла. 10 марта митрополит Онуфрий обвинил Российскую Федерацию в нападении на Украину. «Мы последовательно призываем к мирному разрешению конфликтов путем диалога. Война — это самый страшный грех, существующий в этом мире. Она заставляет смотреть на другого человека не как на образ Божий, а как на врага, которого нужно убить. Поэтому нет оправдания тем, кто начинает войну», — заявил предстоятель УПЦ, личный состав которой немедленно включился в общественную деятельность.
В приходах собирали пожертвования на армию и конкретным людям «на броники», а приходские чаты в мессенджерах мгновенно превратились в ленты патриотических новостей. Балагур и златоуст, архиепископ Обуховский Иона вдруг начал радоваться немецким «балкенкройцам» (черным крестам) на технике ВСУ: ах! Православное воинство – не чета сатанинским красным звездам.
Молитва «о богохранимей стране нашей, о властех и воинстве ея» приобрела совершенно конкретный вкус и оттенок. Как будто не было всех предыдущих лет, не происходило ничего, что вызывало в православном духовенстве искреннего возмущения и протеста.
Оказавшись в ситуации сложного выбора — сохранить ли верность Русской православной церкви или присягнуть украинской власти, УПЦ выбрала второе. Но это лишь немного отложило ужасный конец. Многие тысячи храмов какое-то время побудут там, где они есть, просто потому, что у государственной церкви просто нет столько дежурных священников. Но это не принципиально. После того как под расово верную церковь отойдут главные духовные центры — все посыплется само собой.
Жертва прихожан УПЦ, героически сражающихся на фронте, никем не будет оценена. Точно так же, как не был оценен и патриотизм русскоязычных солдат. С точки зрения правящей идеологии чем больше их погибнет — тем лучше для будущего «Новой Украины». Ее проект выписан и проговорен до зубодробительных максим, в нем нет никаких полутонов, как нет места и «московской церкви».
Для Украинской православной церкви был и третий выбор. Сохранять достоинство, защищать себя и молиться Богу, не принимая никаких сторон. Что, как мне кажется, и положено делать духовенству. Но эта возможность была упущена. А потому за трагедией УПЦ нам придется наблюдать с сожалением, но без большого сочувствия.