«Сыны полка» сражались на войне за Родину наравне со взрослыми
– Я сегодня не пил, и мне не мерещится! – подумал лейтенант, глядя на нелепо шевелящийся брезент, закрывающий орудие на платформе. И решительно двинулся к ней.
– Ага! Заяц!
Заяц был тощим злым мальчишкой-подростком в заношенном рванье не по росту. Лейтенанту пришлось тащить его из-под брезента за шиворот – на слова заяц не реагировал. В результате чуть сам не потерялся – пришлось запрыгивать в вагон на ходу, зашвырнув туда предварительно извивающуюся добычу.
Далее судьба найденыша некоторое время поразительно напоминала жизненный путь Вани Солнцева – знаменитого катаевского «сына полка».
Его тоже звали Иваном. Он тоже попал в артиллерийскую часть, и тоже несколько раз сбегал от пытавшихся отконвоировать его в тыл. Дело до самого Чуйкова дошло.
Фамилия у парня тоже была подходящая – Герасимов. Что общего с Солнцевым? Да искусственность. Дело в том, что на деле это вряд ли была фамилия – отца героя звали Федором Герасимовичем, в сельской традиции «Федором Герасимовым». Сын соответственно сам себя именовал Федоровым – по тому же принципу. В отдаленных селах и в то время нормальных фамилий, почитай, не использовали. Но записывать-то надо было как-то… И записали Ивана в полк помощником кашевара под фамилией Федоров. Не хуже, чем Солнцев.
Отмывали новобранца тоже почти как у Катаева – силами целого взвода. Меньшее количество народу (из-за отсутствия среди личного состава Геракла с его неоценимым опытом по части авгиевых конюшен) справиться с этой глобальной задачей не могло. Обмундирование комплектовали методом «с миру по нитке» и подгоняли по размеру по мере возможности. Но в результате вполне даже нормальный солдат получился. Маленький только.
Обязанности кашевара на войне и на зимних квартирах – две большие разницы. Немец под Сталинградом и по кухне мог лупить так, словно она его лично обидела. Но Ване казалось не вполне правильным тратить свое время на щи и пшено. На то были у парня веские причины. Целых семь.
Катаевский сюжет дополняется гайдаровским. Отцы ушли, и братья ушли… На отца семья успела получить похоронку, судьба двух старших братьев Ване была неизвестна. Однажды, вернувшись домой, он не нашел своей хаты – только пепелище. Он был уверен, что мать и три сестры тоже лежат среди углей.
Как же тут мальчишам домоседничать?
Дети СССР недрогнувшей рукой портили новехонькие паспорта, подчищая в них год рождения. 1925-й превращался в 1923-й и позволял отправляться на фронт. Дети СССР в 11 лет клялись мамой, что им уже 15, чтобы поступить в военную школу юнг. Они стреляли без промаха, добывали бесценные разведданные, взрывали эшелоны десятками и десятками же спасали своих. За их головы враг назначал награды. И «зайцев», подобных Ване Федорову, с фронтовых эшелонов снимали сотнями – кого находили и успевали снять. Эти дети отличались самым важным для правильного ребенка качеством – стремлением как можно скорее повзрослеть.
Ваня Федоров был не хуже прочих.
Заодно с кухней он осваивал «сорокапятку», и получалось неплохо. У этой пушки небольшие снаряды, и пацан мог их переносить без особого труда. Он быстро научился вести себя на артиллерийской позиции, и не путался под ногами, а помогал делом. Зрелище крови и смерти Ваня тоже выдерживал, как и многие его ровесники. Нормальный человек не может привыкнуть к факту смерти, а к ее виду – можно.
В октябре в части получили приказ об отправке всех «сынов полков» на обучение в суворовские училища. Ваня понимал военную дисциплину, и приказ не обсуждал, да и дело ему предлагалось хорошее – стать настоящим военным. Вот только отправку его несколько отложили по уважительной причине – Иван Федоров подал заявление на вступление в комсомол, благо возраст уже позволял.
С комсомолом все прошло отлично – возражавших и воздержавшихся на бюро не нашлось, новому комсомольцу желали всего лучшего и наставляли быть отличником учебы. Он не возражал. Это происходило 13 октября, а на следующий день комсомолец Федоров должен был отправляться в училище.
Только у противника были другие планы, и 14 октября он начал ураганным обстрелом.
Артиллерия, авиация, танки – и все это на три сорокапятки с расчетами и стратегический резерв из 9 противотанковых ружей.
Одна атака, другая… Ни намека на подкрепление, и люди тают, как снег под живой кровью. У одной из пушек остался один человек – подносчик снарядов Иван Федоров.
Одна пушка, один человек, два снаряда. Оба аккуратно отправились в ствол. Но были еще автоматы погибших, и стрелять из них Ваня умел.
Бешеными собаками огрызаются автоматные очереди. Но противник нажимает, и вот – левая рука Ивана Федорова повисает бессильно. Перебит локтевой сустав, с этим ничего не поделаешь. Но правая рука пока работает, и зубы есть – чеку ими выдернуть можно. «Получай, фашист, гранату!» – это только сегодня считается глупой шуткой.
У фашистов тоже есть гранаты, и пушки у него есть, и стрелять он умеет. Взрыв – и нет больше правой руки, а есть нелепый кровавый обрубок. Кисть снесло, ровно топором.
А танки идут, приближаясь по узкому проходу, в обход батареи. Еще немного – они обойдут ее, задавят массой железа, и прорыв состоится.
Нет – из земли вырастает фигурка солдата, до нелепого маленького в сравнении со стальной громадиной. Одна рука у него висит, другой почти что нет. Но обрубок крепко прижимает к груди гранату, а зубы еще способны вынуть чеку. Дальше силы уже не потребуются – танк совсем близко, и можно просто позволить себе упасть.
Споткнувшийся о тело маленького солдата головной танк намертво закупорил обходной проход, и атака захлебнулась.
На этом свете Иван Федоров боевых наград не дождался. Но там, в горних высях, ждала его огромная радость и весть о том, что его родная хата сгорела пустой, а мама и сёстры спаслись и хранили память святую о своих мужчинах, геройски павших в боях за Отечество, за мир на их земле.